У Бахтина его «нет» — «да» — настоящие, не желатиновые. Если б желатиновые! Можно бы и не говорить о них, не стоило бы и замечать их обратность. Но именно потому, что истинным огнем пылает перевернутый факел — переверт его такой роковой. Сейчас он горит в славу врагам.
Тема не особенно интересная для служителей «чистого» искусства. Но, конечно, найдутся у «Нового Дома» читатели, которые еще не потеряли: вкус к борьбе и к России. Для них я и хочу сказать два слова о журнале «Борьба за Россию», поднявшем столько шума и споров среди эмиграции.
Спорят о журнале, но гораздо более о соединении, в редакции, таких несоединимых по «направлению» лиц, как, например, Мельгунов и Карташев. Это меня удивляет. Важно, прежде всего, рассмотреть и понять, что такое — журнал, каков его облик; тогда, в связи с влиянием на него редакционного «объединения», можно дать и последнему справедливую оценку.
О самой идее русского свободного журнала для несвободных русских людей — не спорят. Да и какие могут быть тут возражения? Удивительно, что никто до сих пор о таком журнале не подумал.
Но подумать мало: надо сделать. Сделать тоже мало: надо, чтобы дело было деловое, т. е. чтобы оно как можно более приближалось к выполнению конкретных задач. Вопрос о степени деловитости «Борьбы за Россию» — не пустой вопрос.
Россия велика. Условия жизни в России — ужасны. Но для разных людей ужасны по-разному. Одни об ужасе еще и не подозревают; другие видят его во внешних следствиях, не связывая с коренной причиной; третьи — знают и ужас, и причину. (Третьи — это, конечно, группы оставшихся старых интеллигентов). Такого деления, в грубых чертах, нам пока достаточно. И я спрашиваю: где именно «Борьба за Россию» хочет найти читателей? Для какого слоя русских людей журнал издается? Группа интеллигентов вовсе не такое ничтожное явление, чтобы для нее одной не стоило издавать журнала. Однако, если судить по уже вышедшим №№, «Борьба за Россию» не для Этой группы. «Мы зовем к непримиримости»… вот первая фраза первого номера. Какой смысл обращаться с подобным призывом к старым интеллигентам, которые, сидя там, все-таки, до сих пор, не перешли на сторону советской власти? (К тем, которые перешли, смысла еще меньше.) Рассматривая далее содержание номеров, ряд статей Мельгунова, Карташева, Бурцева, Рысса, Изгоева, — я опять не вижу, какой хотя бы интерес могут они представить для тамошнего интеллигента? Его заинтересовали бы, пожалуй, какие-нибудь фактические данные, касающиеся европейских, эмигрантских и большевицких дел, сведения, не проникающие за советские рогатки. Но на что ему «развитие мыслей» о непримиримости, рассуждения о «Великой России» Карташева и обычные проклятия большевикам — Бурцева? Старый интеллигент и мысли эти давно знает, и авторов, конечно, помнит. Как голос из прошлого — журнал может ему быть приятен на минуту; но вряд ли прочтет он его — весь, без скуки и разочарования.
Мало того: ведь и старые интеллигенты в России, теперь, уже не однородны: и среди них, как и среди зарубежных, свои разделения. Не оставляя непримиримости — они идут дальше; и не боятся потерять ее, когда расходятся на первом перекрестке. Я знаю, например, одного совершенно непримиримого интеллигента, который недавно прислал резкое осуждение «политике Карташева; другой, быть может, пошлет ей приветствие…».
На каких же читателей рассчитывают редакторы «Борьба за Россию»? Объединенные только непримиримостью, предлагающие, как оружие для борьбы, только непримиримость, — к кому они обращаются? Может быть, к перепуганным слоям, средненизшим, полукультурным, четвертькультурным и т. д., где всего есть, и хорошего, и дурного, только теперь — хорошего — забитого и дурного — взлелеянного? Увы: журнал в данном его виде, еще меньше заинтересует эти широкие круги, нежели интеллигентов. Статьи, рассуждения, «развитие мыслей» о России, большевиках и непримиримости покажутся им (пусть несправедливо) просто скучнейшим вздором… если журнал и попадет к ним в руки. Чего доброго, само слово «непримиримость», ассоциированное с этой «скукой», им опротивеет…
Но еще вопрос, дойдет ли журнал до широких кругов. Руководители его ничем не хотят для этого жертвовать, даже внешним. Например — орфография. Я — первый противник так называемой «новой». Но я первый подал бы голос за эту проклятую «новую» — для журнала, который должен проникать в современную Россию. Я, может быть, и «Борьбой за Россию» его бы еще не назвал. Это не помешало бы говорить о необходимости борьбы, а в то же время не делало бы из имени журнала неопределенного объявления без указания адреса. Ведь журнал, хоть и называется «Борьбой», ответа насчет борьбы, какая она, в чем, — не дает. За Россию… — какую? Тоже нет ответа. Имена редакторов, объединенных лишь отрицательным принципом непримиримости, позволяют предполагать, что когда настанет час борьбы — бороться будут не за одинаковую Россию. «Час настал!» — говорят они. Если настал — тем хуже: поздно искать, знамени для готового в поход войска, а одной «непримиримости» — для похода — мало. Даже «России» мало. С определенной ложью трудно бороться неопределенной правдой.
Но час борьбы, кажется, еще не настал, — только наступает. Настал он, и давно, для подготовки борьбы, настал и для свободного журнала, который, проникая в Россию, делал бы там нужное дело. Такой журнал, в моем представлении, был бы сначала лишь «Правдой о России», правдой, которую живущие в России не знают. Они ее действительно не знают, и не могут знать, как заключенные в одной камере не могут знать, что Делается в другой, соседней, или в квартире начальника тюрьмы («на воле» — уж и не говорю).